На всех земских и эсеровских заседаниях критика экономических, финансовых, хозяйственных вопросов неизменно перескакивала на политику, и в нужный момент Скоморохов все настойчивее выдвигал лейтмотив "Нужно мириться, так как генералы на всех фронтах загубили революцию".
И упорно подчеркивал мысль, что "даже большевики лучше, и если с ними вовремя заключить мир, то и переход власти к ним совершится безболезненно, без всяких репрессий с их стороны". А ведь на этих собраниях присутствовали солдаты, принадлежащие к партии эсеров, и через них подобные разъяснения проникали на фронт, разъедая его, как ржавчина…
Катастрофу, подкрадывающуюся к Архангельску, можно было почувствовать по ряду факторов. Резко усилилась большевистская пропаганда. Северную область буквально засыпали прокламациями. Поскольку и правительство тут было «левым», в контрреволюционности его не обвиняли, зато пугали солдат: "Неужели вы серьезно предполагаете продолжать борьбу с нами? Ведь мы можем вас в любой момент сбросить с вашего пятачка пинком ноги в море". Призывали "прекратить бессмысленную бойню", вязать и выдавать офицеров. К офицерам же был другой подход. Им писали:
"Опомнитесь, перестаньте быть наймитами своего и иностранного капитала… Вас бросили французы в Одессе, чехи в Сибири, англичане в Архангельске".
И следовало приглашение переходить в Красную армию с описанием райских условий службы в ней — за подписями бывших генералов и офицеров. Большевистские агенты действовали и через легальные эсеровские газеты, орудовали даже в правительственном Северном бюро печати — периодически в его витринах появлялись плакаты с воззваниями Ленина и Троцкого, снабженные "фиговыми листочками", вроде редакционной фразы "Вот так они собираются завоевать мир".
Белогвардейцы получили и мощный удар, откуда не ждали. В печати появились заграничные телеграммы о снятии экономической блокады и торговле с Совдепией. Проекты эти были заведомо нереальными, поскольку торговля должна была осуществляться через кооперативный Центросоюз. Предполагалось, что кооперативы будут обладать чуть ли не правом экстерриториальности и иметь дело с народом, а не властями. Но многие граждане усвоили из этих сообщений только одно — раз снимается блокада и начинается торговля мировых держав с Совдепией, дальнейшая борьба Северного фронта ни к чему. Местные кооператоры, уже вообразив себя «экстерриториальными» и считая грядущие прибыли, ринулись поддерживать левого Скоморохова, а он усиленно обрабатывал их и представителей земства на предмет мира с коммунистами.
В феврале, когда освободились войска с других фронтов, красные решили наконец-то покончить с армией Миллера. Причем из-за разрушенных сообщений на гигантских коммуникациях, недостатков транспорта большевистские войска находились в очень тяжелом положении. В случае неудачи наступления предполагалось даже оставить занимаемые позиции и отойти в более благоприятные для снабжения районы.
Нельзя сказать, чтобы белое командование ничего не предпринимало для предотвращения катастрофы. Чтобы ослабить действие вражеской пропаганды, на фронт выехали общественные деятели, в том числе и эсеры-оборонцы во главе с А. Ивановым. Для установления более тесных дружественных отношений, а если понадобится, предоставления убежища, были направлены делегации в Финляндию и Карелию (которая в данный момент как раз решила отделиться, глядя на Финляндию с Эстонией, и создала собственное "Ухтинское правительство"). Штабом главнокомандующего разрабатывался подробный план отхода фронтовых частей на Мурманск в случае поражения. К сожалению, он оказался совершенно невыполнимым — особенно для частей, сражавшихся в глухомани, на Печоре или Пинеге. Но вряд ли штаб мог предложить что-то более путное. Какой-то ремонт и улучшение дорог в условиях северной зимы исключались. Транспорта не хватало, не говоря уж обо всех трудностях его использования в глубоких снегах. Морской путь тоже был невозможен: из-за перевозок продовольствия в Архангельске одновременно находилось не более 1–2 ледоколов, да и на тех уголь был на исходе. Обычно в этих планах забывалось и о том, что Мурманский фронт по прочности и надежности даже уступает Архангельскому — с какой стати он должен был удержаться в случае падения главных участков? Природные условия для обороны там действительно были благоприятными, но своевременных мер по усилению Мурманска войсками предпринято не было. Мало того, как уже говорилось, туда направлялись части «неблагонадежного» свойства.
В войсках, в порядке частной инициативы, на случай катастрофы придумывались свои меры. Вокруг энтузиастов создавались группы из офицеров и солдат, которые могли положиться друг на друга. Рождались свои проекты — куда и как пробиваться в той или иной ситуации. Но действительность перечеркнула все, даже самые скромные надежды.
Удар был нанесен не только с фронта, но и с тыла. На 3 февраля было назначено открытие губернского Земского Собрания. Естественно, это предвещало очередную атаку на власть, однако еще раньше неожиданно началась массированная кампания по критике правительства — и с социалистической, и с «демократической» стороны. Нападки зачастую были вообще беспредметными, носили характер перебранки и личных выпадов. Во многом сыграли роль даже не политические происки и амбиции, а просто на головы правительства выплеснулась атмосфера общей нервозности, царившая в Архангельске. Правительство подобного нервного срыва тоже не выдержало и подало в отставку. Миллер уговорил членов кабинета временно остаться на местах — до формирования нового правительства.
В этот момент подоспело открытие Земского Собрания. Какой-либо законной властью оно не обладало, не включало в себя представителей городов, Мурманского края, подконтрольных белым районов Олонецкой и Вологодской губерний. Но верховодил в собрании все тот же Скоморохов, что и определило его направленность. Хозяйственные вопросы, составлявшие прерогативу земств, были сразу отброшены. Собрание вылилось в бурный митинг, яростно нападавший на правительство и поднявший вопрос о целесообразности дальнейшей борьбы. Причем левая группа во главе с председателем взяла пораженческий тон, настаивая на немедленном мире с красными, призывая связывать офицеров, называемых с трибуны «контрреволюционерами» и «белогадами». Через газеты и слухи это немедленно распространялось на широкую публику, в том числе и на солдатскую среду. Встревоженный Миллер вызвал к себе руководителей Собрания. Скоморохов заявил ему, что главнокомандующий обязан подчиниться "воле народа", если «народ» выскажется за мир.
Положение в городе создалось напряженное. Из-за безнаказанности своих выходок «левые» сочли осторожность Миллера, спокойного и уравновешенного человека, не желавшего обострять ситуацию, его слабостью. Собрание все больше наглело и к ночи приняло декларацию, в которой правительство объявлялось контрреволюционным и требовалась его немедленная отставка. Земское Собрание провозглашалось законодательным органом и должно было создать новое правительство. С этой декларацией собрание решило тут же устроить манифестацию и в форме ультиматума предложить ее главнокомандующему. Терпение Миллера лопнуло. Он поднял по тревоге комендантскую роту. Члены Собрания перепугались и вместо манифестации направили к Миллеру двух делегатов с декларацией. Главнокомандующий обещал дать ответ на следующий день, но предупредил, что, если от него требуется серьезное отношение к данному документу, он вынужден будет передать его судебным властям для привлечения составителей к ответственности. А той же ночью, когда Архангельск лихорадили эти передряги, на Двинском участке красные нанесли сильнейший удар. Позиции были перепаханы тяжелой артиллерией, 4-й Северный полк и Шенкурский батальон, занимавшие здесь оборону, должны были отходить под натиском многочисленных свежих сил, брошенных на прорыв.
Теперь Миллеру приходилось разрываться между фронтом и тылом. Архангельск продолжал волноваться. С протестами против решений Земского Собрания и поддержкой главнокомандующего выступила городская дума, оборонческая группа земцев, население Архангельска — кроме крайне левых. 4.02 Миллер выступил в Земском Собрании, обстоятельно, выдержанно обрисовав создавшуюся ситуацию и объяснив, к каким последствиям ведут принятые Собранием решения. Отверг монопольное право земцев на формирование правительства и заявил, что в связи с отставкой прежнего кабинета оно действительно должно быть создано заново, но с включением всех политических течений. Его речь произвела сильное впечатление. Неустойчивый «центр» шатнулся в противоположную сторону. Декларацию отменили и приняли воззвание к войскам о продолжении борьбы. Конфликт был ликвидирован, и Архангельск перешел к формированию нового правительства, принявшему затяжной и утомительный характер межпартийных склок.